Финал ливонской трагедии. Часть вторая.
Тарвастское «дело»
Искали ли Радзивилл и его воеводы «прямого дела» с московитами? Имея в полтора-два раза меньше людей, чем Булгаков — вряд ли, а 3500 польских наёмников, которые могли их укрепить, были ещё далеко. Однако решение просто так, с пустыми руками, вернуться обратно за Двину, могло серьёзно подорвать политический авторитет короля в переговорах с ливонскими ландсгерами, не говоря уже о продолжающихся контактах с Москвой. Атака занятого ещё осенью 1560 года замка Тарваст могла стать решением проблемы, и Радзивилл отправился к нему.
Гарнизоном Тарваста командовали, согласно разрядной росписи, «князь Тимофей Матьяс Кропоткин, да князь Неклюд Путятин, да Григорей Большой Еремеев сын Трусов». Отсюда можно предположить, что в замке находилось не более 500–600 бойцов, а скорее всего, по опыту предыдущих лет, и того меньше — сотня стрельцов или казаков и сотни полторы-две детей боярских с послужильцами. О составе наряда в Тарвасте может дать некоторое представление список «немецкой» артиллерии в замке, которую надлежало передать полякам по условиям Ям-Запольского перемирия: две медные 1-фунтовые пищали, медная 1,75-фунтовая пищаль, 1,75-фунтовый фальконет, три «сороковых» пищали (две 9-пядных и одна 7-пядная) и 28 тяжёлых крепостных ружей-гаковниц.
Понятно, что при таком раскладе тарвастский гарнизон не пытался атаковать неприятеля и сидел в осаде тихо, пока люди Тышкевича и Трызны блокировали замок. У литовцев не было ни достаточных сил для штурма, ни артиллерии, которая позволила бы попробовать «размягчить» русскую оборону. Поэтому и маршалок, и ротмистр ждали, когда к Тарвасту подтянутся главные силы во главе с самим гетманом.
Первые три недели под замком было тихо, но с подходом главных сил литовского войска в середине августа осадные работы оживились. Подтянувшийся литовский наряд начал обстрел Тарваста, а королевские сапёры стали подводить под стены замка мину. Работы эти завершились к концу месяца. 31 августа мина была взорвана, после чего в открывшуюся брешь устремились на приступ с копьями наперевес спешившаяся шляхта во главе с полоцким кастеляном Я. Волминским и наёмная литовская пехота.
Гарнизон Тарваста встретил неприятеля прицельным огнём из пищалей и луков и градом камней. Атака была отбита, при этом погиб один из пехотных ротмистров, Ян Модржевский, один из двух ротмистров ревельской «президии», незадолго до этого безуспешно пытавшийся удержать за Сигизмундом этот город. «И как взорвало, — сообщал русский летописец, — и литовские люди взошли на город, и царя и великого князя люди их стены збили».
Казалось, вот он, успех. Вряд ли после такого афронта гетман снова послал бы на штурм своих людей. Но к счастью для Радзивилла, русские воеводы запросили переговорщиков. Сдали ли у них нервы от долгого сидения и отсутствия помощи извне, кончился ли боезапас и порох или же сыграли свою роль прелестные письма гетмана — Бог весть, но воеводы, выслушав предложения Радзивилла, решили сдаться. Взамен они получали обещание беспрепятственного возвращения домой со всем своим имуществом.
Кстати, стоит обратить внимание, что во время осады Тарваста в первый, пожалуй, раз произошло примечательное событие. Государевы воеводы и ратные люди получили предложение изменить присяге и перейти на службу к его королевской милости, ибо «бездушный» московский государь творит «окрутность, несправедливость, неволю» «безо всякого милосердия и права», «в незбожною опалою своею горла ваша берет и брати завжды, коли похочет, может» — заметим, задолго до введения опричнины и начала пресловутых массовых казней и опал. Потому-то, писал Радзивилл, адресуясь к Кропоткину и его товарищам, пусть князь подумает, что ему любо, воля или неволя, хочет ли он «голову положить за несправедливого окрутного государя, або у вечней неволи быти» или же «вызволитися» «до государя славного, справедливого, добротью его яко солнце на свете светище», «себе волным человеком быти».
После Тарваста
Решив не складывать голову, князь Кропоткин, однако, просчитался. Своё обещание, подкреплённое клятвой, Радзивилл не сдержал: «троцкии воевода пан Николаи Юрьевичь Радивил и иные королевы паны, целовав крест царя и великого князя людем изменили, отпустили их пограбя». Но не все тарвастские сидельцы сумели вернуться домой. Некоторые детали последующей судьбы гарнизона замка всплыли спустя несколько лет в ходе переговоров между Москвой и Вильно. Оказывается, литовцы
«вели их (тарвастских сидельцев — прим. авт.) с собою до Володимерца (Вольмара, современной Вальмиеры — прим. авт.) за сторожи, как всяких полоняников, и двожды их в изб запирали и ограбив, нагих и босых и пеших к нам отпустили, а иных переимав, да нашим изменником вифлянским немцом подавали; ино иные у них в тюрмах сидючи померли, а иные и ныне у них сидят по тюрмам, мучатца всякими розными муками».
Самого же князя Кропоткина и его товарищей дома ожидал неласковый приём. Своей капитуляцией они смазали эффект от похода князя Булгакова и вынудили Ивана Грозного озаботиться под занавес кампании принятием контрмер по отвоеванию Тарваста. Поэтому, сообщала разрядная книга,
«как торваские воеводы пришли из Литвы к Москве, и царь и великий князь положил на них опалу свою для того, что они литовским людям город здали, и розослал их государь по городом в тюрьмы, а поместья их и вотчины велел государь взять и роздать в роздачю».
Самому Радзивиллу одержанная «искрадом» победа тоже не пошла впрок. Для того, чтобы удержать Тарваст, его нужно было привести в порядок и оставить в нём гарнизон. Для первого не было ни денег, ни времени, ни рабочей силы, а для второго — людей. Шляхта, разграбив всё, что можно, потребовала роспуска по домам, а наёмники не горели желанием оставаться на годованье, не получая жалования. В общем, гетман забрал с собой замковый наряд и остатки пороховой и иной замковой казны и ушёл восвояси, не дожидаясь, пока отряженный царём под Тарваст князь В.М. Глинский со товарищи попробует взять реванш за поражение. Князь же и его воеводы, по словам псковского летописца,
«посылку посылали под Пернов город немецкои, и литовских людеи побили, и поимали под Перновым жолнырев, а Тарбас городок на осени по государеву приказу разорили».
События под Тарвастом можно считать завершающим аккордом Ливонской войны 1558–1561 годов. Долгие и изнурительные переговоры между Сигизмундом и Кеттлером завершились в ноябре 1561 года подписанием так называемого Pacta Subjectionis. Характеризуя сложившееся положение дел в бывшей Ливонии, Ф. Ниеншедт писал, что что по условиям этого соглашения
«магистр Готгардт Кеттлер будет пожалован от короны польской ленным князем Курляндии и Семигалии, а вся Ливония должна быть передана сословиями польской короне. Город Рига согласился на подданство польской короне, но с условием, чтобы город был освобождён от присяги, принесённой римской империи».
Отдельное соглашение с Ригой было подписано в марте 1562 года.
Раздел ливонского «наследства» свершился. «Ливония распалась между четырьмя северовосточными державами, — писал Г. Форстен, — у каждой из них были свои гавани: у русских Нарва, у шведов Ревель, у Польши Рига, у Магнуса Аренсбург и Пернов». Теперь можно было приступать к переделу разделённого.
